Недостаток отцовской заботы дает глубокий отпечаток в жизни любого ребенка, а в особенности-девочки. 

«Я люблю тебя, потому что ты мне нужен». Звучит ужасно? Отнюдь. 

Это «отнюдь» преследует меня на протяжении всей сознательной юности. Самостоятельно влиять на это сейчас я не умею. Нужен он. Нет, уже не отец, его давно не стало для меня, а ОН, как нечто сильное, крепкое, волевое-взять меня в кулак, а лучше в объятия, и ни за что не отпускать, не давать в обиду, хранить, словно я единственный драгоценный камень на Земле. 

И что вы думаете? Тут возник Он. 

Судьба меня любит, однозначно. Наша дружба-антоним типичной «женской». Наверно, моя подружка решила преждевременно сделать мне подарок на день рождения, и не прогадала. 

Я больше не боюсь быть одной, я знаю, что на любом расстоянии есть Он, который волнуется, любит и ждет, который серьезен в своих намерениях, который желает мне лучшего и всегда готов помочь. 

Но Он бежит. Бежит в некотором роде от себя самого, от чувства, накрывающего его во весь рост, от того, что маленькая девочка кружит голову всем своим видом и нутром. Да потому что мир такой, люди такие, каноны новые, «люблю» обесценено. Потому что стыдно взрослому мужчине признаться девочке, что скучал, стыдно говорить с ней о других женщинах, стыдно дарить ей букетик васильков, стыдно сказать самому себе, что зонтик в солнечную погоду-это повод сбежать от дел и увидеть ее. 

А она что? А ей стыдно, что она такая дура, неопытная глупая дура с комком мыслей, стыдно получать цветы, которые так давно хотела, стыдно говорить, что скучала в три, в десять, в сотню раз сильнее, и писать первой ей тоже стыдно. 

А на самом деле существуют лишь они-два нагих душой тела, который тянутся, окутывают, сливаются этими тоненькими ниточками в одно целое. 

А стыдно должно быть миру, в котором почти нет места для них.

Я влюблена в тебя по уши. 

Я хочу, чтобы однажды, очень скоро случилось «ты нужен мне, потому что я тебя люблю». 

Оно будет. Я в это верю.

Артюр РЕМБО

Серьезность не к лицу, когда семнадцать лет…
Однажды вечером прочь кружки и бокалы,
И шумное кафе, и люстры яркий свет!
Бродить под липами пора для вас настала.

В июне дышится под липами легко,
И хочется закрыть глаза, так все красиво!
Гул слышен города – ведь он недалеко, -
А в ветре – аромат и зелени, и пива.

Там замечаешь вдруг лоскут над головой,
Лоскут темнеющего неба в обрамленье
Ветвей, увенчанных мигающей звездой,
Что с тихим трепетом замрет через мгновенье.

Июнь! Семнадцать лет! Цветущих веток сок –
Шампанское, чей хмель пьянит ваш разум праздный,
Трепещет поцелуй, и ваша речь бессвязна.

Вы страстно влюблены. Уж август за окном.
Она над вашими сонетами хохочет.
Друзья от вас ушли. Вам грустно. А потом
Она своим письмом вас осчастливить хочет.

В тот вечер… вы в кафе идете, яркий свет
Там ожидает вас, и кружки, и бокалы…
Серьезность не к лицу, когда семнадцать лет
И липы созерцать пора для вас настала.

Что-то мне приспичило написать про тебя, захотелось мне сегодня посрать о любви, о моем запретном плоде, яд которого с каждым кусочком парализует и сердце, и мозг
К сожалению, а может быть и к счастью, я тебя совсем не знаю. Кто ты? Что ты любишь? Что тебе нужно от меня?  Все равно бы соврал. Ты говоришь, а слова-пустые. Сыплются без звука даже, словно в вату. И иногда проскальзывает мысль страшная, горькая, что плакать хочется в этих твоих объятьях, -«так в Аду».
Я знаю, чего ты хочешь. Но я могу дать лишь то, что у меня перед глазами, и всякое приятное чувство в твою сторону убийственно.  

В субботу приду. с чувством вины и вином.